И отлично — меньше раненых притащу на хвосте.
Спина затекла, задница — словно кто напинал кирзачом, голова тяжелая…
Скорее бы Кронштадт.
Да и тут вроде всякие военные уже есть, хоть немного — но есть. А вот крупных жилых кварталов — нет. Поселки — старые деревенского типа и коттеджные — таких толп зомбаков не дают. Уже легче.
Дорога отличная, прямая, брошенные машины выкинуты нахрен с полотна — в общем — все отлично. Еще раз видим кучу гипермаркетов — рядом у дороги. И тоже тут уже более-менее порядок.
Что удивляет — и тут пара висельников на ветру сохнет. Мда, вот бы развернулись правозащитники. Те же «Гумын Рэтс Вотч». Последнее их резюме тронуло до слез — оказывается арест Ходора — страшное нарушение человеческих прав…
Даже странно, что когда в Ичкерии в начале 90х — как всегда, когда государство у нас слабеет — бравые ичкерийцы устроили русскоязычным резню со своими национальными прибаутками — ни одна вша из этих правозащечников не пукнула даже на тему резни, этнической чистки и геноцида этих самых русскоязычных (так и вертится на языке «русскоязычные членистоногие») — зато когда туда сунули недомордованную еще к счастью армию — несмотря на все уверения либералов таки оказавшуюся нужной — вот тогда вой с лаем был до небес… После этого у меня лично к правозащитныкам — сугубое отношение…
Немного интересно — что ж эти линчеванные такое устроили, что их подвесили сушиться? Хотя, какая разница…
Уже на автомате снимаю и этот узел снабжения.
Похоже, что уже вышли на прямую финишную. Движение тут достаточно оживленное. Правда, несутся все, как оглашенные, что туда — что оттуда. Мы же сохраняем величавый неспешный темп. Ну да наши в простреленных УАЗах небось вмерзли уже до синих носов.
— Стоп колонна — неожиданно командует Саша, репетуя ожившую рацию.
— Чт сл..? — надо же — а ведь задремал и аж слюни пустил, вот ведь стыдоба.
— Пока просто стоп. Сейчас уточнят.
Вывернув голову вижу, что Николаич и Сергей подходят к краю дороги. Смотрят в бинокли. А подходили-то враскоряку — тоже устали уже.
Старшой подносит рацию ко рту и Саша тут же оживает:
— В поле метрах в трехстах от дороги стоит БТР, видимо брошенный. Грех не прибрать, если исправен.
— Каким составом идем?
— Всей группой — плюс Семен Семеныч. Охранять остаются приданные и примазавшиеся. Камеру не забыть — мало что там… Чтоб потом не заявили, что де пристрелили экипаж и злостно исхитили.
Не было бабе печали — нашла баба в поле БТР…
И чего ему в поле стоять — ежели вещь хорошая — то с чего это ему стоять в поле…
Не трактор же…
Ветерок со снежком после теплой кабины вызывает какое-то судорожное зевание, от которого все тело дергается и глаза слезятся. Подходим к Николаичу. Вижу, что также идут Дима с Вовкой. Из машин вылезло несколько человек — организуют охрану колонны.
Когда подхожу, Николаич в рацию уговаривает Надю не лезть с нами.
Строптивая медсестра в конце концов внимает доводам разума — и остается.
Когда начинаем выбираться с дороги на поле подбегает веснущатый из БТР.
— Командир сказал, что если что не так пойдет — ложитесь — мы из КПВТ врежем!
— Спасибо. А по нам, лежачим — не влепите сгоряча?
— Не, командир сам за пулемет встал.
— Ладно, учтем…
Здесь выбраться с кольцевой не проблема — город закончился и потому кольцевая, как и положено нормальной дороге лежит на земле, а не зависает на высоте трехэтажного дома на столбах — колоннах…
— А вы обратили внимание, что поснимали много шумозащитных экранов? Раньше-то как в тоннеле едешь, а сейчас обзор открыт?
— Сектор обстрела чистили. Не иначе. Да и экраны эти — материал хороший.
— Для чего, интересно?
— Да для чего угодно — я бы на даче у себя легко нашел применение.
— Разговорчики отставить! И держитесь левее — не забывайте про тяжелый пулемет за спиной!
Вроде как наш строй называется «косой уступ», если не путаю. Во всяком случае, идем цепочкой, но не гуськом и не шеренгой — так получается, что у каждого сектор обстрела чистый. И я могу снимать не спины товарищей, а все тот же БТР.
— Ты комментируй — подсказывает идущий рядом опер.
— А что комментировать — и так ясно.
— Это тебе сейчас ясно, а когда будут смотреть посторонние, да через месяц — ни черта ясно не будет.
— И что мне комментировать?
— Да все подряд! Время действия, место, состав группы, цель визита к БТР, сам БТР — вид камуфляжа, бортовой номер, повреждения и так далее — включая, куда он смотрит рылом и куда повернулся задом.
— Ну, кому это все нужно?
— Если уж делаешь что — так делай хорошо. Все равно ж ты не стрелок сейчас!
Приходится бормотать все то, что опер предложил. Потихоньку втягиваюсь. Вообще-то я понимаю, что он прав — так делают при всякой видеозаписи с места событий грамотные люди. Положено так. А то потом смотришь такое видео с места событий — камера дрыгается, а снимающий верещит что-то среднее между «твоюмать!» и «божежмой!»
Чем ближе подходим, тем больше становится бронемашина. Наконец ее гробообразный бок занимает все поле видоискателя. Соответственно сообщаю видеокамере, что с левого бока БТР не имеет видимых повреждений, левый бок БТР покрашен равномерно зеленой краской, номеров и условных обозначений не имеет.
Скашиваю взгляд на опера — как он отреагирует на подначку. Но у него физиономия совершенно невозмутима. Вспоминаю, как он себя вел при осмотре места происшествия несколько часов назад и понимаю, что зря тратил порох — потому как он сам ровно точно так же описывал машину. Также отмечаю, что бортовой люк закрыт, открыт только люк сверху — то ли мехвода, то ли командира.