Ночная смена - Страница 219

219

— Не, не люблю читать. Ты мне лучше так расскажи.

— Будет время — расскажу. А где все?

— А дернули к ментам.

Это новость. И точно — нет обоих бронетранспортеров, на площади отсутствует наш автобусик, да и грузовиков вроде тоже нет. Это они, получается, колонной рванули? И почему меня не позвали?

— Здесь кто еще остался?

— Андрей внизу вещи роет.

Спускаюсь вниз. Андрей там и разбирает сумки с вещами. Еще те — из магазина.

— Ну, а меня что не позвали?

— Николаич так решил. Там несколько сотен человек, опять же омоновцы. Лекаря попросят помочь, то-се, только мы лекаря завтра и видали. А так — приедут люди сюда, тут им и помогут. Да они такой колонной поперли, что некому их останавливать.

— А ты тут чем занимаешься?

— Да была у нас пара серьезных болтов. Оптику я на них поставил. А вот патроны где-то тут.

— Ну, а чем СВТ не годятся?

— Болты охотничьи — на крупного зверя. Если против морфов — то, пожалуй, могут быть и лучше Светок. Берут дальше, кладут лучше. Завтра и посмотрим.

С этими словами Андрей выкапывает наконец коробку с патронами. Показывает мне один. Совершенно диковинный — длинная гильза непривычного размера и рисунка, странноватая пуля.

— Калибр 300wm. Винчестер магнум. А вот и .338 Lapua Mag.

— Это что, крупнокалиберная винтовка?

— Ага. Чуть-чуть до нашего 12,7 мм. не дотягивает. Потому — отдача мягче, грохот не такой сильный, а работает на приличные дистанции. Патронов кот наплакал, потому возьмем как дополнение к Светкам.

— Я о таких даже не слыхал.

— Немудрено — вещь редкая. Цены немалой. Очень немалой.

— Слонобои?

— Ага. Можно и так сказать.

Странные патроны с виду. И пули странные.

— Не понимаю — вы по стоимости что ли отдавали оружие Михайлову?

— Нет, по характеристикам. Это конечно и со стоимостью совпадает, как правило — но вот с какой стати отдавать стражу ворот дальнобойную снайперку? Вполне хватит помповухи. Самое смешное — у него и получится лучше — с помповушкой-то. И толку больше будет. А что это у тебя?

— Медицинские прибамбасы вам на завтра. Подвинься, что ли, — мне по кучкам разложить надо.

Некоторое время копаемся каждый в своем. Успеваю разложить свое добро по новеньким полиэтиленовым мешкам. Теперь еще раздать и кратенько инструктаж провести — совсем хорошо получится.

— Что думаешь насчет завтрашнего задания?

— Признаться по совести — не нравится мне оно. Группа наша — с бору по сосенке, несработанная. Друг друга не знаем, противник — не пойми кто. Лупить по всем попавшимся по дороге — тоже кисло — могут быть и люди непричастные. Зря положим — некрасиво выйдет.

— Но взвод-то пропал?

— А взвод вырезать — несложно. Особенно если там пьющие лопухи. Сколько таких случаев в той же Чечне — напьются до зеленых соплей, папа-мама сказать не могут — баранов резать и то сложнее, чем опившихся болванов. Два-три человека вполне взвод уделают. А если в пойло чего хорошего добавить — так и тем проще. Тот же клофелин.

— Ну, клофелин — вчерашний день. Сейчас таксисты уверенно угощали лепонексом и азолептином.

— Это как?

— Сажает пассажира, желательно небедного, цену дает минимальную, услужливый, вежливый, по дороге останавливается у какой-нибудь забегаловки, берет себе кофе — и пассажиру. Воспитанные идиоты не отказываются из деликатности, невоспитанные — клюют на халяву. Ну, в кофе у водителя — ничего нет. А в кофе у пассажира — лошадиная доза. Если выживет — хрен что вспомнит, а частенько и не выживают. Погодка у нас прохладная, замерзнуть раздетому — раз плюнуть, да и публика стала куда безразличнее — раньше б «Скорую» вызвали или милицию на худой конец — в вытрезвителе-то всяко сдохнуть сложнее, чем в сугробе, а сейчас всем похеру вареники — ну лежит и лежит, его дела…

— Что, серьезно?

— Про похеру вареники?

— Нет. Про такси.

— Абсолютно и с ручательством. Особенно это любили бомбилы-гастеры. Впрочем, нам-то это по барабану и глубоко фиолетово — такси теперь если и будет, так токо на БРДМ.

— Это да…

— Слушай, давно хотел спросить. А действительно все чеченцы героические и бесстрашные?

— Нет, обычные люди. Героев и отморозков и у них не больше, чем в других нациях. Но, во-первых, они никогда себя не критикуют. Тем более, перед чужими людьми. Во-вторых, у них сохранилась архаичность, этакий племенной подход: «люди — это только те, кто из моего племени, остальные — не люди и с ними можно делать что угодно». В-третьих, они очень боятся за свою репутацию в своем племени.

— Как потерять лицо у японцев?

— Ага. Поэтому если чеченец один — он вполне нормальный человек. А если чеченцев с десяток — они начинают друг другу показывать, что они нереально круты и кончиться это может чем угодно. Допросить одного — да если он посчитает, что из своих не узнает никто — будут результаты и без особой напряги. А спрашивать сразу у трех — никакого толку.

Говоря это, Андрей не перестает аккуратно протирать тряпочкой патроны из коробки. Но видно, что думает о чем-то другом.

— Мне вот непонятно — люди — вроде же разумные существа. Но почему у большинства основное желание как можно гуще нагадить окружающим?

— Что это тебя на философию потянуло?

— А что, скажешь не так?

— Люди вообще-то изрядная сволочь, тупая и неблагодарная априори.

Хороших-то людей — как раз небогато. Откровенно плохих — еще меньше.

А вот основная куча — никакие. Могут быть и такими, и этакими, как начальство прикажет. Токо вот беда — плохими быть легче и веселее, а сейчас — и выгоднее.

219