Морф смотрит исподлобья.
Нехороший у него взгляд, тяжелый и неприятный.
Гений крючится под ногами.
— Надобность. Помощь. Товарищи. Связь. Поддержка.
Морф оживляется.
— Фоммосшь.
Тычет лапой в меня.
— Храсссрерр.
Показывает себе над ручонками.
— Пррен. Хубаниссмм.
Тычет лапой в скорченного хозяина.
Не лишено смысла.
Стоя рядом с морфом я чувствую себя крайне неуютно. Вообще-то хоть он и разумен — а стрельнуть ему в башку очень тянет. Инстинктивное желание.
— Варианты? Сторона охрана сектанты. Сторона танки и пехота освободители. Мутабор и ассистент — промежность. Жопа. Выбор стороны. Одиночка — бесполезность. Одиночка поле воин несоответствие.
Не могу сказать, что сам себе кажусь убедительным.
Это паршиво. Убедить другого, не убедив себя — крайне сложно.
Чтобы получить передышку, отщелкиваю магазин в гранатомете. Пусто.
Магазин в ксюхе — четыре обычных патрона.
Мучительная как судорога в сведенной ноге диллема — зарядить и попробовать выбить морфу мозги — или рискнуть — и все же попытаться разобраться в чертовщине. Морф-союзник танка стоит. Смотрю на него. Он также смотрит на меня, неуловимо сместившись на чуть-чуть. Почти незаметно, но я уверен — он готов прыгнуть. Щелкаю магазином. Закидываю укорот за спину.
— Благодарность. Спасение.
— Ы?
— Патруль. Дистанция кинжала. Выручка.
Молчит. Смотрит.
— Долг возвращение. Действия? Движение брюхо рожон? Повторение?
— Хррошонн?
Изображаю в лицах сидя в яме, как мы героически лезем на рогатину пузом.
Молчит. Смотрит.
— Бронетранспортер — конец. Яма могила.
Молчит.
— Харрранссии?
— Польза. Мутабор — танк. Свой. Союзник. Отсутствие агрессии. Взаимность. Выгода.
— Хххоссяинн?
— Командир группа решение. Предположение — согласие план Мутабор. Руки жопа шитье заслуга.
— Хррприссинна?
— Вивисекция. Долг. Платеж. Красота. Информация сохранение мозг. Опыт.
Вот сейчас я и сам верю в то, что говорю. Все-таки разрыв танкового снаряда рядом — убедительный довод.
— Ссффой? Мыутабор сффой?
Опа, а это же не существительное!
— Утверждение ассистент. Ожидание ответ подтверждение командира группа.
Неподалеку даданят и крупнокалиберники БТРов. Канонада внушительная, по нынешним временам — вполне себе. В трескотне уже и калаши слышны — звук у них характерный.
Видимо морф принял решение.
— Хффосффррасссшенниее.
Вытягивает синюшного хозяина и двигается впереди меня.
С трудом подавляю уже ставшее привычным желание влепить очередь в полулысую голову. Как-то странно голова двигается и я почему-то вижу нос спутника. До меня доходит, что он меня банально провоцирует, весь такой раскрытый, но сечет каждое мое движение. Я не смогу вскинуть автомат беззвучно — либо антабка брякнет, либо ремень прошуршит по комбезу. Точно, он ждет. Когда я начну вскидывать автомат — он быстро меня накажет. Дистанция тут смешная, а походка у него валкая, затылок мотается перед глазами по заковыристой амплитуде.
Нет, даже и пытаться не буду.
И, пожалуй, не только потому, что у меня четыре патрона, чужое оружие, хрен знает кем пристрелянное, и попасть морфу, чтоб наповал — таки непросто. Не в этом дело… не в этом. Даже и сам не скажу, в чем. Но, скорее всего в детских ручках, пришитых заживо…
— Мутабор! Оружие хозяина! Одежда.
Фыркает — по-моему, презрительно.
— Хрмахррафферр!
— Оружие и одежда. Необходимость. Образец редкость.
Но, тем не менее, выводит как по нитке на то самое место, где еще валяется разбросанная одежда и вооружение. Явно пользуется носом — обоняние работает. Как — черт его знает.
В темпе собираю все это в охапку. В кобуре-переростке — я-то думал будет какой навороченный «Глок» или «Беретта» — а там ПБ, в маленькой кобурке — брат-близнец моего трофея.
— Я мерзну! Вы же врач! Должны же в вас быть капля сострадания и человечности!
— Одежда — в распоряжении главврача. Мутабор, пациент одежда просьба.
— Хых!
И морф стремительно рвет почти напополам трусы господина. А я отмечаю, что коготь, располосовав ткань, кожу даже не оцарапал. Весьма внушительная координация движений…
— Боюсь, что это означает отказ.
— Не возносись, сволочь, ты такая же мразь, какой считаешь меня! Такое же — для своего удовольствия, только под прикрытием высоких идеалов!
— Бросьте вопить. Чьи, к слову, ручки вы присобачили? Да вы не стучите зубами, лучше ответьте.
— А пошел ты!
— Да мне-то… Все равно ведь расскажешь.
А вот и чертов Судзуки. Стоит игрушечка. Не был бы он таким новеньким — может я бы и не притараканил его на свою голову. За разговором подбираю свою каску. Автомат так мирно и простоял у колеса. И, наконец — рация.
Выхожу на связь и получаю ворох нелицеприятных эпитетов в свой адрес. Николаич все-таки сдерживает эмоции, но вопрос — где меня черти носят — несколько теряется в орнаментике.
Очень чешется язык возопить в ответ так же цветисто. Но сдерживаюсь.
Потому как не тот момент вопить цветисто.
Не могу я себе сейчас позволить свободы слова.
Брехать, что на ум взбредет, можно только в полном благополучии.
Сейчас за базар отвечать придется не то что своей шкурой.
Приведу морфа в группу — если окажется враждебен — положит половину не напрягаясь.
Значит, каждое слово он должен понимать.
То же — и Николаич.
И я сам.
А тут возникает проблема — каждый человек понимает в разговоре все по-своему, и я не раз нажигался, предполагая, что меня поняли именно правильно. Потом оказывалось — ровно наоборот.