— Ну я не в окно — я в дырку от пули…
— Глупость! А еще бы раз влепили?
— Не, они по Вовке уже лупили.
— Вот же олухи царя небесного! Хороши! Счастье, что у людоедов за пулеметами нучок сидел…
— Николаич, честно, выводы мы сделали.
— Да уж, хотелось бы верить.
Вовка возвращается расстроенный. Опять напускается на Сашу и его с трудом успокаивают. Решает все Серега, заявивший, что не факт — кто бы в кого попал — пулеметчик Вовкиного БТР или его противник.
— Парень божился, что попадет!
— Похоже, тебе девушкой бы родиться, Вовик. — иронично заявляет Серега.
— С чего это девушкой? — ерепенится Вовка.
— А клятвам веришь. Детский сад, штаны на лямках! С первой очереди поймать в проекции стрелка и водятла — это тебе не баранку крутить! Я и то бы клясться не стал на встречных-то курсах. А ты уши похоже развесил, как маленький. Честно слово.
— Все равно обидно до усрачки!
— Что, все вдрызг?
— Ну не все. Но ремонта там до Евгении Марковны!
— Это кто такая — покупается наивный Саша.
Вовка, несмотря на свой незначительный рост, ухитряется глянуть на более высокого Сашу сверху вниз:
— Это — Бенина мама!
— А Беня кто такой — продолжает тупить Саша. Все невольно прыскают.
— Ну это эвфемизм называется. Типа елкина хвоста или ешкина кота. — пытаюсь я спасти положение.
Ребята начинают откровенно ржать. Напряжение боя отпустило, накатила расслабуха. Саша смущается.
— Ты б Вовик все ж поконкретнее. Мыть-то там много, это ясно, а по железу что?
— Двигло цело. А пулеметы гавкнулись. Патроны я правда помылил — вон в сумке.
— Не побоялся, что кто тяпнет?
— Рагу не кусается. А там — рагу. Кто мог — удрал.
— Охотнички, пойдем-ка пройдемся — заявляет пришедший с улицы сапер.
— А что?
— Арифметика. Было три группы. Одна попала вертолетам на зубы за заводом, в лесу. Вторая — вон стоит и лежит. А третью мы по дороге подловили, в пешем строю. Это что значит?
— Получается так, что тут где-то еще БТР стоит исправный и заправленный.
— И мы знаем — где.
— Язык рассказал?
— Ага. Полезный язычок попался.
— Это хорошо, когда полезный.
Наш язык, который не Шахерезада никоим разом, начинает мычать и возить ногами по грязному полу. Мутабор заинтересованно смотрит на него, потом поднимает зубастую харю:
— Хессих! Фффреффя!
— Мины. Очистка — спокойно отвечает сапер.
— Ххеррня! — коронным словом опровергает морф, показывая свою дырявую лапу.
— Проблема — так же невозмутимо парирует сапер показывая свой целый сапожище.
Мутабор как-то съеживается и отворачивается.
— Так, тут кого оставляем?
— Этих двоих, доктора — и Саша пусть тоже тут будет на связи. Лекарь ухитрился рацию раздавить.
— Интересно как?
— Ну, умеючи можно и член сломать.
— Тоже верно. Тогда от нас — тоже язык и в усиление два человека. Все, двинули, а то обскачут.
Второй язык — тот, кого удалось взять единственного из выбежавшей нам навстречу группы — старается забиться подальше от морфа. Его конвой — а наше усиление, располагается у двери, недвусмысленно взяв на прицел вход — мало ли кто явится. Старший из них — седой полноватый мужик глазами показывает Саше на морфа, держи его, дескать. Саша перемещает ствол автомата.
Морф этого не замечает, по-моему. Он вытащил из-под пальто детские ручки и сидит, поглаживает их своими лапами. По-моему он задумался, если можно такое сказать про эту страхолюдину. И то, как он поглаживает эти детские мертвые ручонки, приштопанные к его груди — как-то сильно действует на меня. Бывают такие моменты, когда словами и не объяснишь, что почувствовал. Глупо получится. Или фальшиво. Только после этого по-другому себя ведешь.
На Пулковских у найденного нами в осыпавшемся блиндаже бойца — с молодыми крепкими зубами — нашли копеечное круглое зеркальце. Такие продавались перед войной и мы встречали их часто — сантиметров восемь в диаметре, стекляшка сзади защищает зеркальный слой, под стекляшкой — какая- нибудь картинка, а скреплено все жестяной рамочкой. Боров перед тем, как выкинуть эту фигню в отвал, просто по привычке теранул пальцем, а потом махнул нам рукой. Зеркало уже все съелось, а вот с обратной стороны оказалось с тремя маленькими фото на обороте под стеклышком — мужчина в железнодорожной тужурке, женщина в платочке и молоденькая симпатичная девчонка в пилотке.
А кроме вязаных шерстяных носков, прокрасивших кости голеней синим цветом, да горстки пуговиц, больше ничего и не было у бойца. Так и не поняли — тогда я еще понятия не имел, как определять принадлежность скелета к мужскому или женскому типу — была эта девчонка с фото или ее дружок.
Мы после этого и нескольких подобных случаев копать стали только немецкие окопы. Совпало как-то… И у моих родителей, тщательно выкидывавших все копаное добро — тоже рука не поднялась выбросить это зеркальце… Так и долежало. Сейчас оно в музее кафедры судебной медицины института.
Вот и ручки эти… Тоже… Как тот скелет с зеркальцем и носками домашней вязки…
Тем временем к нам прибегает связист-ботан. Командир группы требует саперов, чтоб они обеспечили безопасность на территории — в принципе сейчас понятно боле-менее в каких корпусах люди, а в каких пусто или зомби. Опасение, что опять повторится выпуск зомби в толпу освобожденных — не исчезло.
Для начала седоватый сапер делает ботану внушение за беготню. В ящике этих мин 96 штук. Сняли два десятка, так что еще штук семьдесят вполне могут быть в деле. Это пункт раз. Пункт два — сейчас идет поиск пультов. Потому как — пункт три — то, что саперы видели — явно предназначено для радиоуправляемой системы взрывов. Найдется пульт — пункт четыре — можно будет ворота открывать. Но — пункт пять — еще глянуть надо — где тут мины стоять могут. А до этого желательно — пункт шесть — не бегать как очумелым кошкам.