Упоминание о шустерах, однако, делает свое дело — одна пара патрульных спохватившись, начинает выбираться из толпы. Мало того — они тянут за руку и моего оппонента. «Пийшлы, пийшлы!» — убедительно толкует один из них.
— А я уж думал дать ему по харе прикладом — заявляет Саша.
— Я тоже думал… Что тут у вас случилось?
— Живот… схватило… — в два приема выдыхает лежащий.
— Как схватило? Рвота, понос были?
— Как ножом под ложечку пырнули. Больно, аж режет…
— Рвоты и стула не было — замечает толстый повар. — И ножом не пырял никто — я испугался — рукой залез — нет там ран. И крови нет.
— У вас язву диагностировали? — спрашиваю лежащего.
Истопник испуганно смотрит на меня. Дыхание у него частое и неглубокое — даже так видно, а поднесенная к его носу кисть руки это подтверждает — кожа на тыльной стороне кисти нежная, дыхание улавливает четко.
— Да была вроде. Думаете — она?
— Мужайся, княгиня, печальные вести, как пелось в опере «Князь Игорь» — глупо шучу я — Думаю, что у вас прободная язва желудка или двенадцатиперстной кишки. Будем вас эвакуировать. Саша, свяжись с нашим ботаником — ургентный случай, надо больницу предупредить — операционная нужна на ушивание перфорированной язвы желудка. Нам тут транспорт нужен для доставки лежачего на берег и транспорт с берега до больницы.
Саша начинает бубнить в «Длинное Ухо».
— А без операции — никак, а? Обязательно резать надо? — жалобно спрашивает пациент.
— Никак. Но вы так не волнуйтесь — в клинике и операционная есть, и врачи — сделают в лучшем виде.
— А может все-таки не надо резать, а?
— У вас дырка в желудке. Сквозная. И все из желудка льется долой. Прямиком на кишечник, в брюшную полость. Сейчас вам хреново, потом через несколько часиков станет полегче — накроются нервные окончания, а еще через несколько часиков будет отличный разлитой перитонит и придется ампутировать кусок кишечника. Дальше вы или будете как многочисленные наши сограждане — зомби или выживете, но останетесь калекой. Мне очень не весело вам это говорить, но лучше, чтоб вы были в курсе дел.
— А попить можно? Во рту пересохло!
— Сейчас ватку намочу — язык увлажним, легче станет, а вот пить нельзя категорически. Кстати! — тут я поворачиваюсь к повару — Вы же говорили, что вы — биолог?
— Да, а что?
— Почему допустили к пациенту этого самозваного лепилу?
— Знаете, он был очень убедителен, а я к своему стыду должен признать — растерялся…
Смущенный повар лезет на кухню — продолжать раздачу супчика.
Ну да, разумеется — как появляется очередной наглый сукин сын — так окружающие вместо сапогом под копчик — развешивают уши. Потом удивляются — где мозги были. Знакомо. Главное — вести себя самоуверенно, тогда любая лажа годится… Эх!
Поверхностный осмотр только подтверждает диагноз.
Холодный пот, живот как доска и любое движение усиливает боль.
В утешение рассказываю страдальцу про то, как я давным-давно делал хирургическое пособие в глухомани — операция была по удалению нагноившегося ногтя на большом пальце ноги. Под анестезией стаканом портвейна, пациент пел лежа на койке и играл на баяне, так ему было не страшно, а я оперировал безопасной бритвой и перочинным ножиком. Да, еще у меня были пассатижи… И самогонка для стерилизации операционного поля и инструментов. Зажило, кстати — отлично. И новый ноготь вырос нормальным.
Больного увозит в кузове обшарпанная «Газель», а мы, вернувшись обратно, застаем определенно суету, характерную для начала действия.
— Решили выдвинуться к пустым цехам, как тебе и хотелось — удивляет меня Ильяс.
— И почему такое пуркуа па? Ты ж мне отказал категорично.
— На свете есть такое друг Гораций, о чём не ведают в отделе эксгумаций! — вворачивает одну из своих типовых шуточек стоящий рядом братец — возник шанс разжиться всяким вкусным, заодно оказав массу благодеяний страждущему человечеству.
— Я пустой. Медикаменты нужны.
— Сейчас с берега привезут. Давай, прикидывай, кого из медиков берешь.
— А чего прикидывать — братец и медсестрички остаются тут, поиск проводить будут санинструкторы, ну и я с ними в первый раз схожу. Поднатаскать. Тут другой вопрос возник.
Ильяс поднимает вопросительно бровь.
— Повар этот напомнил, что куча жертв при переправе Великой Армии через Березину была связана с особенностями человеческой психологии…
— Бре! Сейчас будешь рассказывать, что мосты французские саперы построили еще вечером. Ночью мосты стояли совершенно пустые, никто по ним не шел, хотя некоторые толковые офицеры пытались заставить этих жарильщиков оторвать задницы и пройти полкилометра, но все сидели у костерков, а вот утром ломанулись скопом, устроили давку, попадали с мостов в воду, сами мосты своей тяжестью поломали и в итоге обеспечили полноценную катастрофу. Так?
— Так. А ты откуда знаешь?
— Ты ушами слушаешь? Я тебе говорил — мой предок там отличился. У нас в роду к предкам относиться принято серьезно. Мы ж — Ильяс ядовито ухмыляется и с нескрываемой издевкой выговаривает — не цыфилисофанные, дикие… Ладно. Сам думаю, что с утра хлопот добавится куда там…
— Я все же не понимаю, что вдруг ты согласился…
— Там стоит брошенная исправная бронетехника. Несколько единиц. Кронштадтские пока не сообразили, армейские — тож туда опасаются сунуться. Руки у них не доходят. А нам — как бы и с руки. И медпомощь оказали, ну и к подметке что-то прилипло… Не отлеплять же… Компрене ву, или нет?