Ночная смена - Страница 356

К оглавлению

356

— Ты не суетись, Верк. Ты его завали.

— Как???

— Кверху каком! Он неповоротливый, медленный. Бери ружье, прицелься. Как я тебе говорила — и стреляй. В башку.

— Ой, я не смогу.

— Что этот тебя не обижал?

— Еще как обижал! Они все уроды были.

— Так какого черта выпендриваешься?

— Я не смогу. Он же человек все же!

— Да какой человек, ты что, дура совсем? Он — упырь, мертвяк, и при жизни был гондон! Верка стреляй!

— Не могу! Не могу!

— А, чтоб тебя!

Ирина шагнула назад — мертвяк подошел уже слишком близко и тянул руки — вскинула пистолет, зажмурила глаз, как учили и, прицелившись в темное пятно головы — выстрелила.

Бахнул выстрел, быстро заглохший в сыром воздухе, а мертвяк нелепо рухнул вертикально вниз. Как марионетка с обрезанными ниточками.

Напарница, нелепо держа ружье, подошла поближе. У нее явно начался мандраж.

— Трусишь? — строго и свысока спросила Ирина.

— Замерзла. Ну и трушу, конечно. Как ты его — раз и все — Вера виновато улыбнулась.

— Ладно. Пошли оставшихся добирать.

Оставшихся Ирка добрала сама — это просто оказалось. Вылезали мертвяки кучей, в одну дверь, мешая друг другу, дальше ползли на четвереньках — не сообразили что ли встать, но Ирка потратила всего четыре патрона на всю троицу.

— Слушай, Ирэн, давай сматываться, а?

— Погоди! В джипе пятеро было, а я четверых успокоила. Пятый там.

— Пятая. Та самая Мэри-Сью.

— Однохренственно! По сторонам смотри, мерзлячка!

Решив рискнуть, Ирка проскочила пространство до джипа. В салоне кто-то возился, но наружу не показывался. Приглядевшись через полуосыпавшееся стекло, Ирина поняла причину — растрепанная окровавленная девка с обгрызанным лицом была пристегнута ремнем.

Подавив первое желание бабахнуть ей в башку, Ирка взяла себя в руки, осмотрелась, прикинула как стрелять, чтоб не повредить чего в уже и так прострелянном салоне, усыпанном битыми стеклами — и, наконец, стрельнула. Мертвячка еще шевелилась и пришлось потратить еще патрон.

Ирка глубоко вздохнула. Справились, все-таки.

— Ладно, тащи сюда железо!

Вера попыталась тащить все стволы, но не потянула, свалила обратно.

— Тяжело очень, Ирэн!

— Погоди, сейчас я подъеду.

Осторожно открыв дверь, смахнула стекла с сиденья, стараясь не порвать перчатку и не пораниться, увидела какую-то тряпку на полу, стряхнула стекла с нее и протерла пропоротое пулями кресло от местами поблескивавшей на нем чужой крови, залезла, выдохнула воздух, и стараясь не смотреть в зеркало на сидящую сзади покойницу, нашла ключи в замке, завела и тихонько тронула с места.

Подъехала к Вере, вместе они выдернули и выкинули из салона Мэри-Сью, сложили на заднее сидение трофеи и покатили аккуратно дальше — к холмику, забрать шмотки и коврики…

Немножко тряслись руки и как-то обессилено колотилось сердце, но такого кайфа Ирка давно не испытывала.

***

— Ладно, давай все же попытаемся уснуть, а то этот Дункан еще долго будет куралесить…

— Хорошо… Вспомнил вот — в инете кто-то написал — прямо про него:


Быть рыцарем братец полный отстой
Будь пехотинцем парень простой
Чем куртизанить в начищеных латах
Херачь алебардой — будь парень солдатом!

— Вот завтра и глянем, как оно — алебардой-то…

Дункан еще что-то бунчит, но голова как свинцовая — и словно свет выключили, стоило только прижать ухо к подушке…


Утро 11 дня Беды

Cегодня я точно убью Вовку.

Вот открою глаза — и убью. Взглядом. И он будет помирать медленной и мучительной смертью, а мне его ни капли жаль не будет. Потому что ничего другого мерзавец, заливисто орущий в ухо: «Рота, подъем!» — не заслуживает.

Василиска из меня не получается, Вовка игнорирует мой тяжелый ненавидящий взгляд и только еще и торопит. Внизу у умывальника непойми откуда толпа, сразу вспоминается американская карикатура, где из такой же солдатской кучи — малы доносится возмущенный вопль: «Кто это чистит мои зубы?????»

Ситуация понятна — тут еще несколько из ОМОНа — те, которые прибыли с Дунканом, вот они кучу и создали. Дрыхли — то они в Артмузее, страстно обложившись протазанами и этими, как их там — совнями и бердышами, а на завтрак и умывание к нам прискакали — видать с умыванием в музее еще сложнее, чем у нас. Ну да, народу там много, а туалеты не резиновые. Правда двери в туалетах старинные — еще Арсенального производства, мощные, бронированные, ну да это вряд ли помогает.

Ильяс и Дункан поторапливают нас — вот-вот прибудет транспорт, надо пошевеливаться. Завтракаем стремительно, обжигаясь кофе и торопливо заглатывая бутерброды с какой-то очень твердой колбасой. Для меня оказалось сюрпризом, что часть наших женщин — в том числе Дарья и Краса убыли в тот самый концлагерь при заводе — посчитали нужным помочь, а там сейчас каждая пара рук желанна. Вот и сразу видно, кофе еще ничего, а бутерброды как топором накромсали.

Суета сопровождается лязгом железа и бряканьем — парни собирают свои доспехи, которые почему-то разбросаны по обоим этажам салона.

— Мда, это совсем не швейцарская караулка! — свысока цедит Дункан.

Сам он уже собрался и сидит как на гвоздях.

— Ну а что у швейцарцев? — спрашиваю его.

— У швейцарцев — образцовый порядок! — отвечает Дункан так, словно этот порядок целиком его заслуга.

Наконец все собрались и полубегом с лязганьем добираемся на причал.

На причале девственно пусто и безлюдно.

356