Ночная смена - Страница 383

К оглавлению

383

— Он это…

— Рядовой, вопрос поставлен — да или нет. Вопрос понятен, в спину стрельнешь?

— Да, то есть нет!

— Не понял.

— Вопрос понятен, в спину стрелять не буду.

— А не в спину? — Ильяс видно был весьма ядовитым сержантом.

— И не в спину тоже — не буду.

— Слово даешь?

— Слово даю, да.

— Якши. ТТ знаешь?

Несколько секунд идет борение в салобоне — хочется гордо и утвердительно ответить, показав свою мужественность и опытность, с другой стороны, за бритого не зря дают двух небритых — и нашему новому приобретению поговорка известна отлично, на собственном опыте, даже пожалуй на собственном организме, на лице, если уж совсем точно.

— С пистолета стрелял. ТТ — не пользовался.

Дальше Ильяс с ехидными шуточками показывает парню, как пользоваться этой машиной.

Да, я выдержанный человек и отлично умею владеть собой. Я ничем не выдаю своего потрясения от того, что рассказывает сейчас Ильяс. Очень хорошо, что мне не пришлось пользоваться ТТ, когда он был у меня на вооружении — оказывается та пимпа, что на пистолете слева — нихрена не предохранитель, а совершенно никчемная приспособа, нужная только при разборке, а предохранителем — вот ведь засада — является полувзвод — такое положение курка, при котором ни затвор передернуть, ни на спусковой крючок нажать, почему неопытные люди пропадают ни за грош, забывая в горячке боя — что делать-то с заклинившей машиной. И самовзвода — тоже нет, это тоже удивляет.

Ильяс еще строго внушает нучку, чтоб зря не давил на кнопку выброса магазина, но это уже сверхсыт. Пистолет вручается парню, ставится торжественно на тот самый полувзвод и Тимур неловко засовывает в магазин восемь патронов, оставшиеся ссыпает в карман и осторожно укладывает себе килограммовую пушку в другой.

— Долго еще ехать? — спрашиваю начальство.

— Вроде нет. Но ты того, не расслабляйся. И брось заморачиваться по поводу сегодняшних последних героев «Остаться в живых в Доме-3».

— Ну, я не очень заморачиваюсь…

— Не ври, все вижу! Тебе — медику — жалко, что десяток живых организмов отправили возможно на мясо. Но это их выбор. Понимаешь, когда есть толпа народу, надо чтоб люди работали — иначе сдохнут. Надо и принуждать. Как детей. Вот Махмуд поступил хорошо — его папа похвалил, а Мамед — плохо, его сильно папа наказал. Все всем понятно и наглядно, надо быть, как Махмуд. Если не накажешь — все будут себя вести плохо, а в наших условиях это — амба. Сечешь? Так потеря двух десятков — а остальные стараются, работают, сами же за собой убирают, сами же себя обустраивают, сами за собой присматривают. Начнут все дармоедам да крикунам подражать — хана — и как выше сказано — амба. А теперь с новичком — пересядьте-ка к задней двери. Сумку не забывай и знаешь что… Давай-ка махнемся пистолетами. Не, ремень свой себе оставь, а кабур давай сюда.

Привесив снятый с меня ПБ себе на пузо и проверив наличие в кабуре пистолета, магазина и глушителя Ильяс поворачивается к нашему сопровождающему:

— Земляк, сядь назад, а?

— Это зачем? — бурчит хромой недовольно.

— Там удобнее сидеть.

Молчун не отвечает. Сидит, где сидел. Ильяс вздыхает, просит водилу если что — так сразу двери открыть. Водила утвердительно бурчит что-то.

Мы въезжаем в какой-то поселочек — мелькает несколько домов хрущевской постройки, вроде частный сектор с другой стороны — в общем жилье. В свете фар редкие зомби. Совсем неподвижные. Автобус объезжает кучи перекопанной земли во дворе, вижу справа торец хрущевки, поворачиваем направо в дворик вроде. Буханка идем следом, ее фары светят нам в корму.

— Эй, это тут? — обращается к молчуну водила.

По автобусу словно горсть шарикоподшипников барабанит, сыплются стекла, сзади гаснет свет буханки, наш автобус дергается резко вперед, но тут же зубодробительно тормозит с характерным «бумп» — нас швыряет вперед, немилосердно стукая обо все, что выступает, Ильяса, который видно больше оберегал прицел на автомате, чем себя, так вообще лицом впечатывает в торпеду. В проход мягким мешком валится молчун — и все это под треск автоматных очередей и под звон сыплющегося стекла и грохот пуль по обшивке автобуса.

Трескотня такая, что с испугу кажется — по нам лупит два десятка стволов, грохот внутри чертова автобуса такой, словно мы в барабане сидим какой-то хэви-метал группы.

Вставать с пола не хочется — тут внизу пока ничем не задело, а вот стекла уже все в дырах и продолжают осыпаться, впереди — там, где сидит водитель — вообще ураган. Шьется все напропалую.

Кто-то дергает меня за плечо, ну да тут же еще этот, как его, новенький, глаза выпученные орет что-то и пальцем тычет. Вроде холодком потянуло? С трудом отлипаю от пола — было такое ощущение, что расплющился как палтус, пытаюсь понять, что он кричит.

— Дверь! Дверь!

Отта! — дверь задняя открылась.

Пытаюсь ползти через него, он тоже как-то ракообразно пятится, в общем, по лестнице скатываемся клубком и прижимаемся за колесом. Верчу головой, звякая краем каски по обшивке, страшное желание бежать галопом отсюда, но ясно — что глупо. Отсюда пальба кажется вдвое — втрое меньшей. Совсем рядом — грубый короткий стук Калашникова — о, а у передней двери еще кто-то живой — спина круглая — значит Ильяс.

Он поворачивается к нам, что-то орет, машет рукой — понимаю, что командует отходить в подъезд.

— Тащи сюда этого мужика, что в проходе! — кричу Тимуру.

— Почему я? — огрызается он.

— У меня автомат, прикрою отсюда, давай быстро!

383