Дальше оба опять начинают сыпать какими-то сокращениями и аббревиатурами. Николаич морщится, как от кислого, но соглашается. Бьют по рукам и дождавшись, когда Старшой дает такие распоряжения по мобиле Андрею — отдать патроны в обмен на три единицы огнестрела нарезного и прицел — майор-особист моментально исчезает.
Михайлов тихо шепчет Николаичу на ухо — (но я все же слышу): — Ну, ты и бандит. Обобрал до костей. Прикидываешь, сколько сейчас раритетные, экспериментальные, музейные образцы стоят?
— Сейчас они стоят семьсот патронов. А скоро — и вообще нисколько. Запчастей нет, а коллекционерам… Еще и выжить надо. А это не бык пописал — сейчас выжить. Хотя в одном ты прав — вот будет минута отдыха — я помечтаю на эту тему… И получу кайф как от кальяна!
Оба тихонько посмеиваются.
С улицы входит еще мужичок. Румяный, но седоватый, что видно, когда он снимает шапку. Фамилию его расслышать не удается, но председатель ему явно рад: — Вот замечательно, что Вы появились. Очень вовремя! Что скажете?
— Ситуация таковая: сейчас на территории Заповедника более двух тысяч человек — из них триста двадцать шесть — сотрудники Монетного двора и их семьи, размещены частью в Монетном дворе, частью в Трубецком бастионе, сто пятнадцать — жильцы и их родственники и знакомые, размещены в жилых домах у Алексеевского, четыреста три — сотрудники музея — Заповедника и их семьи и знакомые, размещены в комплексе зданий Кавальера и фондовых капиталов, шестьдесят шесть — те, кто относятся к арендующим у нас фирмам — пока нигде не размещены, так как пока и кафе и лавочки сувениров торгуют в обычном режиме, и более 1300 — неорганизованные — тут и туристы и беженцы и посетители — с ними сложнее всего. В общем уже стоит проблема их питания, размещения и вынужден сказать, что штатные туалеты зашиваются. Женщин в очереди масса — я таких очередей не припомню, разве что как при Горбачеве. Настроение у всех отвратительное, скандалят. Охрана на воротах уже отфильтровала два десятка человек, как подозрительных по карантину. Таких размещаем в казематах Зотова бастиона. Под присмотром, конечно — вот Михайлов своих троих дал. Тоже там все непросто — они ж раненые, бинтовать нечем. Ну, Охотничья команда помогла — дали медикаментов.
(Ага, нас похоже называют Охотничьей командой…)
— Но в Зотовом бастионе материальные ценности!
— Так я и есть материально ответственный. К слову, чем тут сидеть — шли бы Вы разбираться — там автобус с тридцатью итальянками-туристками, а водитель делся куда-то. Никак с ними договориться не получается. И что делать с ними — непонятно. Они еще и голодные впридачу. — очевидно, что между импозантным мэтром и вновь пришедшим сотрудником Заповедника давняя и стойкая любовь.
— Я не могу покинуть собрание, так как без меня интересы Заповедника будут нарушаться!
— Кроме вас тут еще пятеро ответственных лиц, не ниже Вас по должности, а по-итальянски только Вы говорите. То есть говорили Вы, что говорите по-итальянски?
— Вы что, сомневаетесь в моей компетентности?
— Ни боже мой! Вот Вам и карты в руки!
— Я не могу позволить в такой момент прибирать власть в свои руки всяким армеутам и разным спасателям кошечек с деревьев!
— То есть не идете?
— Пусть идет Игнатьев — передайте ему, что я велел.
— Но получится. Игнатьев пропал без вести.
— Тогда Соколова!
— Хватит! Тридцать итальянок уже в относительной безопасности, так что нечего тут распространяться. Прекратите — оба! Предлагаю выбрать зам. по тылу — вот Хранитель фондов Заповедника — Францев Павел Ильич. Знает заповедник как свои пять пальцев и не допустит нанесения ущерба фондам. Кто против? — председатель обводит орлиным взором присутствующих.
Никто не против, даже уже достаточно засветившиеся либералы из музейных.
Оттуда слышно что-то вроде:
— Самая по нему работа — по туалетам бегать! Венец карьеры!
Гул однако начинается, когда полковник Овчинников начинает зачитывать после обязанностей новоиспеченного хозяйственника — обеспечение крепости материально-техническими средствами — продовольствие, вода, топливо, техника и так далее и обеспечение функционирования жизнеобеспечивающих систем, права — и вот тут-то возникает возмущение, потому как права даются серьезные — ему переподчиняются все хозслужбы, включая принадлежащие арендаторам, соответственно сотрудники музея — включая гастарбайтеров и много чего еще.
Не давая собранию увязнуть в обсуждении, тут же выбирается ответственный за оборону Крепости — это оказывается наш знакомец начарт — командир сигнальных орудий, которому переподчиняются и стрелки Внутренней службы безопасности музея.
Далее при минимальном перевесе голосов на Михайлова вешается комендантская служба.
Ну а комендантом после долгих и тошных споров становится — ну естественно — полковник Овчинников.
Последнее сообщение от коменданта на собрании — требование всем умеющим обращаться с оружием, сдать в течение двух часов сюда, в штаб Крепости свои военные билеты, военным пенсионерам — пенсионные удостоверения — или список, заверенный от Артмузея.
— Это еще зачем? На учет ставить?
— На учет и так поставим. Возможно, удастся получить оружие и боеприпасы в Кронштадте — сейчас приготовим приказ о мобилизации военнообязанных.
— Это ж будет филькина грамота, так не положено действовать.
— Давайте не будем спорить. Если под этот приказ нами будет получено оружие и боеприпасы и прочая поддержка от клешников, то я готов и на большие глупости.