Ночная смена - Страница 248

К оглавлению

248

Мутабор как-то перекашивается.

— Ххиисроссть. Сзасазза. Хоссоррошшшность.

— Командир, Мутабор выказывает озабоченность! Предупреждение!

— Конкретность! Нужда конкретность!

— Вопрос? Вопрос? Конкретность! Мутабор?

Морф не успевает ответить.

Нестрашно хлопает несколько раз в том направлении, где на завод вошла соседняя группа.

За пальбой я бы не заметил, немного громче, чем выстрелы.

И сразу за хлопками лавина звуков — бешеная пальба из всех стволов, жуткий рев и визг. Так орать может не одна сотня человек. Не надо быть Клаузевицем, чтоб понять — соседи вляпались во что-то основательно.

Морф морщится.

— Ссзннаннниие хотсусстффие. Хрразххоффорр. Сззассадда.

— Разговор о засаде. Информация неконкретность. Командир?

— Минута!

Слышу, как наш радист пытается что-либо узнать, но связь гавкнулась как обрезанная.

Хихикает лежащий на снегу хозяин морфа. Вот это зря он сделал. Ой, зря! По-моему он и сам это смекнул, и тут же притих мышонком. Хренушки, я твой хихикс слышал.

— Мутабор, потребность блиц допрос вивисектора.

— Ппррреххметт?

— Уточнение по засаде.

Краем уха слушая разговоры встревоженных моих кумпаньонов, пытаюсь убедить морфа в надобности этого действа. Но ему наплевать на наши интересы, его беспокоит только его задача — все остальное несущественно и потому он равнодушен как чиновник.

Черт его знает — то ли он сейчас таким стал, то ли и раньше был человеком с одной мыслью в голове. Допрос делать не позволяет, ему хозяин нужен на столе целым, а тут может сдохнуть. Нет, не согласится, могильный памятник.

Стоит как вкопанный на своем — мы должны добраться до лаборатории и там отработать на вивисекторе то, что Мутабор скажет. И никак иначе. Интересно, а как мы будем добираться, если танковая группа что-то не блещет. И очень сильно не блещет, потому как калаши что-то один за другим стихают, зато пулеметы дербанят просто истерически. Поклинит их от такой стрельбы, как пить дать. И я четко слышу — стрельба выкатывается за пределы завода.

Опять начинают щелкать калаши. Но что-то сильно меньше, чем было. Бьют одиночными. Истерика солдатская вроде б прекратилась.

Связи нет.

Николаич попросил подождать.

Ждем.

Верчу в руках НАТОвскую каску. Легкая, а по силуэту очень на вермахтовскую похожа. Приходит в голову идея. Вообще-то она достаточно идиотская. Ну да сегодня день соответственный.

Распускаю ремешок до максимума. Протягиваю каску морфу.

— Ы?

— Защита головы. Пята Ахиллеса — голова Мутабора.

Ну, да он же не современный школьник, поймет аналогию. Мозг у него единственно уязвимое место. Напялит каску — считай за тяжелую кавалерию. Смотрит недоверчиво, потом начинает прилаживать шлем на купол. Помогаю затянуть ремешки.

Мда, и так-то жутковатый видок был, а каска еще и усугубила. Но доставать зеркало и показывать ему, как сидит обновка — не хочется. Кто его знает — как он на свою харю в зеркале отреагирует.

Со стороны соседей взлетают в воздух красные ракеты. Сигнал бедствия.

Действительно вляпались.

Знать бы еще во что.

Николаич ничего не может сказать внятного. Предлагает прибыть туда, откуда начинали. Где подобрали инженера.

Настойчиво спрашивает — как Мутабор сможет гарантировать свою невраждебность. Морфа интересует это симметрично — хоть он и в каске, но понимает, что случись что — и шлем не спасет. Не знаю, видел ли он в инете записи стрельбы иракского снайпера по американцам — но там видно было как шьет СВД кевларовые каски навылет…

Получается, что гарантий не может дать никто.

Придется верить друг другу на слово.

Тонкая материя. Очень тонкая.

Это раньше дворяне и купцы в России на слово данное могли полагаться. Вон как в «Бесприданнице» Вожеватов-то не мог через данное им слово перепрыгнуть при всей охоте. Но это когда было. Нынче и письменные договоры от надувалова не спасают…

Остается надеяться, что в мертвом мозгу морфа доминанта мести — достаточная мотивация. И что у моих друзей не возникнет ощущения, что лучше такого союзничка определить для общего блага в яму. И присыпать для надежности.

Попрепиравшись — наконец садимся в джипик — тесно, но влезли, и тут уже морф не рвется за руль, чего я признаться опасался. Искоса поглядываю на него, но похоже, что манипуляция с заведением мотора у него выпала из памяти и мои действия не вызывают у него ассоциаций. А интересно — если б сел в заведенную машину — повел бы?

От волнения ухитряюсь заплутать в трех соснах и выкатываюсь совсем не оттуда, откуда хотел. Но все-же выкатываюсь. Наши расположились грамотно, прикрывшись броней.

Останавливаюсь аккурат под прицелом пулеметов с БТР. Вылезаем, вытаскиваем гения.

Навстречу спокойно идет Николаич. Совершенно неожиданно протягивает руку Мутабору. Отрекомендовывается и спрашивает — врач ли Мутабор. Мутабор… ну, самое подходящее слово — он охренел. Точно. Руку не пожимает, показав явно растерянно свою лапу. Потом говорит уже слышанное мной раньше: «Хесссиххх…»

Старшой кивает. То, что ему отказали в рукопожатии, видно его мало смутило, а вот морфа он определенно озадачил. Удивил — победил?

Как источник информации морф оказывается малоинтересен — он может рассказать на своем волапюке с моим кривым переводом только про медлабораторию. Что происходило в лагере — не знает. Да и возили его в будке без окошек. Хотя проскакивает намеком, что видимо его использовали в акциях устрашения, но развивать эту тему он не хочет категорически.

248