— Что скажешь насчет клиента?
— Еще минут 15 для гарантии подождать надо — охлаждает своим здравым смыслом нашу радость братец.
— Но по времени-то уже должен был бы обратиться?
— В большинстве случаев — да. Достаточно было бы. Но нам нужно что? Нам нужна гарантия. Принятые в медицине 95 % уверенности. А вы как малые дети обрадовались. Кстати — нашили вы тут омерзительно, вполне по результату можно присвоить медаль «рукожопые херурги 2 степени». Почему второй степени — разъяснить?
— Это не мы шили, мужики помогали — ляпаю я и, уже не договорив, понимаю как по-детски это звучит и вообще некрасиво — перед младшим братцем оправдываться.
Точно, вон и Надежда ухмыляется краешком рта — видимо думает, что я не увижу.
— Глупая отмазка. Сам ты не лучше шьешь — усмехается и братец.
— Это мерзкая злонамеренная лжа!
— Нет. Это профессиональная критика! Ты плохо шьешь, но много ешь.
— Критика несколько отличается от злонамеренной лжи в пользу третьих лиц.
Ну, типо заявить, что я многовато ем — это будет критика. А вопить о том, что я пожираю младенцев и любимое мое блюдо — сало, натопленное с девственниц — это уже будет лжой.
И твое заявление о мерзком шитье — именно лжа…
Надежда делает страшные глаза и указывает взглядом двум развеселившимся брательникам на Мутабора. Осекаемся, хотя морф явно не видит и не слышит окружающего — нависнув над лицом прооперированного смотрит и смотрит, неподвижно, неотрывно, жутко.
— Какие поручения дала Валентина? — как бы невзначай даю понять братцу, что понимаю цель его миссии.
— Никаких. А что — должна была?
Я теряюсь.
— Ну, я думал, что это она тебя послала.
— С какой стати? Сгребли всех, кто под руку попался, для участия в спасательной операции, как стало известно, что тут много живых будет. Я только рад был сменить обстановку, меня уже задолбало на Малой Пискаревке работать — вот и воспользовался оказией. Теперь есть причина — почему не напечатал 68 актов о вскрытии, так сказать форсмажор. А тут посмотрел что к чему — лучше уж с вашей командой, там и без нас разберутся.
— Малая Пискаревка — это что такое?
— Братские могилы рядом со старым кладбищем на Котлине. Уже 17 с лишним тысяч человек захоронили и конца не видно. А я там как раз в новодельном морге и работаю. Те еще условия. Комп дали какой-то ублюдочный — глючит сурово — как тогда, когда я в бюро вирусов приволок кучу…
Это я помню — мужик свел счеты с жизнью и прыгнул с балкона. Ухитрился в полете побиться о всякие детали и гвоздануться о козырек подъезда, отчего его — мужика разумеется — порвало практически попалам. Часть полета бесстрастно зафиксировала камера наблюдения, и братец сгоряча попросил местную охрану скинуть ему на флешку этот эпизод записи — проще было разобраться, какие повреждения самоубийца получил в разных фазах полета.
Ну а вместе с записью на флешке оказалось куча вирусов.
Хорошо еще, что в тот момент не было вала писанины и хоть и с великим трудом и потением братцу удалось компы пролечить…
— А вон оно что! — братца явно осенило — То-то ты глаза вылупил, когда я сказал, что речь идет о продлении функционирования безнадежных больных! Ты подумал, что меня порученцем прислали! Ты что, сам об этом не подумал? Это же на поверхности лежит! Любому студенту сразу бы в голову пришло, какие тут перспективы открываются.
— Ну, я то не студент!
— Да. Я все время забываю делать соответствующую твоим умственным способностям скидку. Мне как сказали о… о твоем новом знакомстве — я об этом сразу подумал.
— Ну и удрал с трудового поста…
— Кто б говорил. Я последние дни работал как бирманский слон. Здесь — этим спасенным не лечение нужно, а уход. Самое то для меня — водичкой поить, с ложечки кормить, штанишки поменять и одеяльцем накрыть…
— Черствая скотина.
— А какой есть. Ты бы лучше написал ход проведения операции — и результат с выводами — вот эту бумажку очень неплохо прямо Змиеву на стол. К рапорту от вашего старшего группы в приложение.
— Ты еще и бюрократ.
— Самый часто используемый инструмент врача — шариковая ручка. Если приказом провести информацию — глядишь пяток хороших ребят живы останутся. Так что стоит подсуетиться.
Вообще-то смысл в его предложении определенно есть.
Николаич подходит к нам. Сапер — следом. Спрашивают о результатах.
Ну. Результаты налицо. Заражения удалось избежать. Клиент жив, и если бы он был одним из нас — выжил бы с большой долей вероятия. Сейчас его выживание — нам не нужно. Совсем наоборот.
— Не чувствуете себя неловко после такой экзекуции? — уточняет Николаич.
— И пришли к Конфуцию его ученики и спросили: «Учитель! Чем нужно платить за зло? Может быть, за зло следует платить добром, как подобает всякому хорошему человеку?»
И ответил им Конфуций: «Нет, ни в коем случае! Нельзя платить за зло добром! Ибо если вы заплатите за зло добром — то чем же тогда вы расплатитесь за добро?» — философским голосом отвечает ему братец.
Я вообще-то чувствую себя паскудно. И, пожалуй, не столько потому, что мы тут вивисектора раскромсали — на это вообще-то плевать, подобное лечится подобным, это еще Авиценна говорил, а он был дядька мудрый. Ловлю себя на том, что царапка в душе оттого, что сейчас из цеха выпустили толпу народа и вообще-то самое то двум врачам и медсестре — двигать туда. Там бы мы точно пригодились. Нет, конечно то, что мы тут делаем — вещь эксквизитно нужная. Но…
Спор за нашими спинами разгорелся почти до ругани. Знакомое дело! Отчетливо слышу, как майор выдает оппонентам: