Ночная смена - Страница 273

273

— Меневренная война — это такая хрень, когда подвижные соединения находят дырку и устремляются в нее в обход любых серьезных очагов обороны. Таких, где есть противотанковые средства, гарантированно поражающее наши танки. Мы, таким образом, пытаемся разгромить коммуникации, тылы, и в итоге лишить вражеские боевые части боеспособности. Поскольку мы движемся быстро, а в самом зародыше нас тормознуть не смогли, теперь нужно противопоставить нам такие же подвижные части. Никто больше не успеет нас перехватить.

Причем, для успешного пресечения нашей деятельности нужно таких частей вдвое против нашего. А они дефицит. Поэтому тот, кого хреначат безостановочно таким способом, практически обречен. Это цейтнот, тришкин кафтан и прочие прелести, которые ведут только к одному — гибели. Вот, собственно, из какого положения мы вывернулись. А больше никто не вывернулся в этом мире.

Эко танкист завернул. В двух словах — а внятно выразил то, о чем копья ломают уже не один десяток лет куча народу. Надо запомнить, вверну как-нибудь в нужный момент. Но сейчас лезть в спор — совсем не с руки.

— Что собираетесь делать дальше? — спрашивает Николаич.

— Ну, надо в исполнение обещанного вшивать руки в жопу. Так как никто раньше такую операцию не проводил, план операции туманен, придется импровизировать. Но вроде как у нас времени на это нет?

— Времени нет, это верно. Нам подтвердили задание на охрану базы МЧС — так что трогаемся.

— А танкист?

— Получается так, что с его командованием не связывались. Самый старший из его группы здесь — тот самый лейтенант. Майору значит, его слушать не должно, хотя вообще-то он прикомандированный. Так что в Кронштадте решили, что — на усмотрение майора. Как говорилось выше — танк и в МЧС пока постоит, а в больницу вы танкиста уже пообещали сосватать.

— Ясно.

— А раз ясно — объясняйте коллеге, что надо ехать.

Мда… Коллега мой словно окаменел, как горгулья на крыше стоит.

Несколько раз окликаю его, пока наконец он отрывается и смотрит уже на меня.

Смотрит невидящим взглядом.

Всегда думал, что это такое выражение, которое можно понимать в переносном смысле. На самом деле — непереносимое это выражение… У него и так-то мертвые зенки, а тут еще и это…

— Как, руки этому шьем? — спрашивает седоватый сапер-южанин.

— Николаич — как со временем?

— Нету у нас времени. Надо выдвигаться. Давайте с коллегой договаривайтесь. Потом руки присобачим, если это так надо.

Мутабора как заклинило. Он явно не то, что не понимает, что я ему говорю — но даже и не слышит.

За стенкой — сигналит машина.

— Получается так, что идем. Этого — на носилки, Мутабора под руки — все пошли. Пошли, живее…

К моему удивлению с нами остаются и трое саперов и водолазы. Когда спрашиваю об этом Андрея, тот совершенно спокойно удивляется:

— Так саперы нам как разведгруппе положены, а водолазы еще имеют задачу, к которой и нас потом пристегнут — есть склад их амуниции по дороге — надо будет загрузится. Да и заработали уже наши саперы сегодня уже рублей пятьсот — теперь те, что в группе усиления, продолжат. У них даже и собака есть.

— Какие пятьсот рублей?

— По установленным расценкам за разминирование взрывоопасного предмета 1-й степени сложности платят 15 рублей 54 копейки, 2-й степени — 10 рублей 34 копейки. Вот и считай.

— Это шутка?

— С чего это? Я даже знаком с одним человеком — тот на таких расценках в Чечне заработал 200 тыров рублей. Жигули купил потом.

— А собака что — такая ценность и сверхдевайс?

Андрей удивляется еще пуще.

— В Чечне снайпер-дух получал за убитого офицера — 2 тыра зеленых, а за саперную собаку — 6 тыров. Вот и считай. У кронштадтских собачка — как раз так тыщ на 5… Не совсем обучена и опыта маловато, но — уже помощница.

— А в Петергоф полезем?

— В Петергоф пока нет. В Рамбов — да, полезем. Но сначала с МЧС разбираться надо — пока их не прикроем — с Красной Горки никуда. Разве только недалеко. (тут Андрей хитро подмигивает.)

Мы выкатываемся маленькой совсем колонной — и очень разношерстной — впереди БТР, за ним окаянный джипик, КАМАЗ с кунгом и замыкающим рычит танк. Вовка прет по каким-то дорогам, о существовании которых я и не знал.

Очень скоро обнаруживается, что и Вовка — тоже. Колонна заехала в какие-то кусты, в два человеческих роста, дорога и кончилась. Вылезаем, чтоб убедиться, что это обычная «левая свалка». Тупичок завален всяким строительным мусором в пластиковых мешках. Обсуждение вариантов затягивается, Вовка настаивает на том, что он тут проедет, Николаич уже сомневается в этом, а подошедший Семен Семеныч с ходу выдает одну из своих баечек:

— Меня в свое время удивил эпизодик — в Артмузее есть традиция — наши пушки стоят с гордо задранными вверх стволами, этак задрав нос. А вражеские трофеи — хоботы печально склонили вниз.

А тут надо было поставить на экспозицию немецкий шестиствольный миномет — а у него, заразы, стволы в принципе не опускаются. Ну, нельзя ему иначе никак. И так корячились и этак — все равно вверх смотрят.

Позвали мужика, который с этим девайсом дела имел во время войны и даже стрелял. Пришел, спрашивает у хранителя фондов — целостность миномета важна — он подлежит консервации? (это в случае войны часть музейного добра идет в армию к слову.) Хранитель отвечает — нет, куда ему.

Тогда мужичок берет фомку, лезет под агрегат, пыхтит. Откуда-то снизу отваливается со звоном кусок металла и миномет печально свешивает стволы. Так и сейчас стоит, к слову…

273