— А эта — из армейской. Экипажи накрылись при атаке шустеров. Ну, вам рассказывали наверно?
— Да, в курсе. Штаб тут в этом кефирном заведении где? Нет, рассказывать не надо — на схеме покажите. Да и кстати. Эти беженцы — которых мы сейчас видели у кухонь — почему не спят?
— Мы напрягли нескольких мужиков помогать. А экземпляр схемы есть для нас?
— Для вас — нет. Сидите тут при медпункте. Для того, кто Николаича заменил — привезли. Ладно. Вы помогалам что-нибудь обещали?
— Нет. Просто приказал таскать воду.
— Еще такие помощники есть?
— Ну. Да. Инженер Севастьянов- он отсюда убежал, был потом проводником, правда не в нашей группе.
Показываю начвору где штаб, куда поехал Ильяс и где надо будет обеспечить санитарный поиск. Кивает, потом быстро сваливает — прихватив не что нибудь, а БМП.
Больные перестают прибывать. Ну да — собачий час. Всех разморило.
Даже у кухонь притихло.
Саперы и водолазы выручают — взяли на себя охрану медпункта, да и техники остальных, пока есть передышка — отпустил дрыхать по машинам. Из прибывших с начвором пара человек осталась с нами, вместе с саперами посматривают за порядком. Саша после нападения заявил, что шага от меня не сделает, да братец еще не спит. Ну, братец всегда удивлял — может пару суток не спать без особых проблем, зато потом сутки дрыхнет — и хоть его за ногу таскай — не проснется.
— Ты как думаешь — минновзрывные травмы будут утром? — спрашивает меня братец.
— Будут.
— На сколько ставишь?
— Ну, две.
— А я думаю — одна. До полудня.
— Охота вам такое говорить, беду накличете — осторожно замечает Саша.
— При чем тут накличете? Это статистика. Положено было в год угробиться тридцати тысячам на дорогах в автоавариях — и гробились. И беду накликивало не то, что об этом говорили, а совсем другое — купленные права, безголовость и хреновые дороги все с теми же дураками…
— И все равно — не буди лихо… Давайте тему сменим, а? Вот раз уж не спим — почему человеку с дыркой в пузе нельзя давать пить?
— Ну, это ж все знают!
— Этот из патруля — не знал явно.
— Да тут все просто. Пищеварительная система — она для чего? Для пище-варения. Все, что человек слопал и выпил — перерабатывается, пере-варивается. Потому там и щелочь и кислота и куча весьма злобных ферментов, чтоб например то же мясо разобрать на фрагменты. Пищеварительная система, как трубка. Изнутри выстлана специальным защитным слоем — и потому изнутри готова ко всем этим кислотам — ферментам. А вот снаружи — защиты такой нет. Сравнение дырки в желудке или кишечнике простое — картина пробоя в фановой трубе, по которой в кухне вся канализация протекает. Пока вся канализация внутри трубы — в кухне чисто и приятно. А как лопнула труба…
— Так вся кухня и вообще квартира в говнище по колено — братец видимо решил, что у малоопытного Саши не хватает воображения.
— Потому если пациенту с дырой в желудке или кишечнике дать еще попить…
— То в кухне и квартире говнища прибавится и будет не по колено, а по пояс. — все так же деликатно заканчивает лекцию мой братец.
— Так ведь хирург потом все равно все промывает и чистит — не успокаивается Саша.
— Ну а разница не видна — между подтереть тряпочкой лужу на кухне или вычерпывать говны по всей квартире? Стоя в них по пояс? Ущерб где больше?
От продолжения лекции отвлекает прибытие какого-то агрегата. Оказывается — Ильяс приволок на буксире БТР без горючки. Узнает о прибытии начвора и сразу скучнеет.
— Ясно. Будут из нас амебу делать!
— В плане давайте ребята делиться?
— Ага. Хапкидо — искусство хапать и кидать.
— Ну, так нам все равно не утащить с собой все. Даже и вести некому.
— Э, что с тобой говорить! Раздать все — и босым в степи — так что ли?
— Нет, я такого не говорил. Просто ты вполне можешь выторговать взамен и нам что полезное…
— Говори, говори, льстун… Ладно, поедем БМП притащим. К слову — рад, что ты жив остался.
Ишь как!
Развозит еще пуще. Но если прикемарить — потом долго в себя не придешь. Потому как усталость тяжелая. Давящая. Это когда на машине катишь, и дрема нападает — то вполне двадцати минут вздремнуть хватит — а вот когда все тело устало, а не только мозг — тут минутами не обойдешься. А меньше четырех часов — спать без толку, только хуже будет. К тому же время гадкое — если на нас кто нападет — то, скорее всего сейчас.
На воздухе становится и впрямь легче.
Начинаем обход — и тут же сталкиваемся с нашими — пара саперов задерживает смутно знакомых мужиков. Двое тащат третьего — и в этом волочащемся я с мерзкой радостью узнаю «мужа рожающей женщины».
— Во, узнаете — этот?
— Этот, сукота! Он самый.
Несколько удивляюсь, потому как двое — а это патрульные, бывшие у кухни раньше, бодро поворачиваются на 180 градусов и маршируют прочь от нас. Пока я думаю — что это они собрались делать — и мне даже приходят в голову дурацкие заумные мысли о камере предварительного заключения, трибунале и прочем воздействии Фемиды на того, кто меня хлестал железякой по каске, патруль повыше прислоняет задержанного к стенке здания, быстро отскакивает в сторону, а второй — коренастый, какой-то брезгливой короткой очередью перечеркивает моего обидчика.
Расстрелянный сползает по стенке — там как раз лежат двое упокоенных нами раньше зомби.
Коренастый закидывает автомат на плечо и подходит к нам.
— Яке жахлыве самогубство… — ехидно это в его устах прозвучало. Он протягивает мне мою сумку. Надо же, вернулась.