— Получается так, что я даю согласие выехать на поддержку МЧС. Танк постараюсь забрать с нами. Вова! Особенно не тушуйся — МЧС утверждает, что мы внакладе не останемся.
— Эти бы речи да богу в уши — бухтит Вовка вполголоса.
— Николаич, а кронштадтские не возразят против отдачи танка?
— Эге, мы ж технику не дарим. Мы ее даем в ленд-лиз. Но вот если какой БТР у людоедов в запасе есть и базу МЧС они в новый лагерь переделают — будет хуже.
Пока Николаич утрясает ситуацию, а я слежу за состоянием оперированного вивисектора, компаньоны рассаживаются, кто где.
— Вот не ожидал увидеть СВТ — говорит танкист-майор, подогнавший танк поближе и присоединившийся к нам.
— Да. Добротная вещь — отвечает Ильяс.
— Капризная только — замечает Саша, ухитряющийся сидеть на гинекологическом кресле — ложе-то стараниями Вовки уже притараканено.
— У СВТ только три типовые причины задержек. Первая — патроны напиханы в магазин фланцами не последовательно. Если напиханы правильно, никакая трясучка их не перетрясет. Вторая — густо намазано высокозамерзающей смазкой, а тут мороз. Третья — положить винтовку затвором кверху на ночь, чтоб наледь зацементировала затвор. Вот положи ее не на этот бок, а на другой — и ничего не будет. А сколько плохих отзывов от уродов криворуких!
— Считаете, что неумехи дурную славу создали?
— А то нет. В морской пехоте СВТ отлично до конца войны провоевали. Почему? А потому, что морячки — люди технически грамотные. А дай сложную технику чабану — он ее в момент угробит. Была бы винтовка плохая — не стали бы ее копировать.
— Кто ж ее копировал-то?
— ФН-ФАЛ — самозарядка, слыхали? ФАЛ содран с СВТ. Точнее, не ФАЛ, а САФН-1949, предшественник ФАЛа. Не, Дидьен Сэва утверждал, что во время оккупации он ночей не спал и, в сортире прячась, проектировал, но тока момент: СВТ войну прошла, а САФН выпрыгнул после ее окончания, ничем не подтверждая факта своего существования до появления. А СВТ трофейных было много. Поэтому Попенкер может утверждать что угодно, но я остаюсь при этом мнении — содрали.
Ильяс подмигивает мне. Да я сам вижу, что майор не прост. И заметно, что ходить ему больно.
Время ползет.
Мужики зацепились языками, и как обычно бывает среди мужиков, оставшихся без присмотра начальства или женщин, что впрочем, идентично, медленно скатываются в чисто мальчишеские споры. Сейчас бурно обсуждается — сколько техники угробили салобоны в армии. Мне не до этого — клиент плох, но вот признаков инфицирования — не вижу. Боюсь сглазить — но очень похоже — удалось. Ампутация спасает от гибели.
Краем уха слушаю, как Саша рассказывает о своем друге, проходившем службу в эстонской армии. Откуда-то для обучения салобонов с консервации НАТО поставили какие-то бельгийские грузовички 1951 года выпуска — с кривыми стартерами и тремя скоростями, включая заднюю, и как бравые эстонские парни в сжатые сроки превратили бельгийскую технику в хлам.
Тут оказывается, что у каждого есть, что сказать на эту тему и выходит в итоге — никакой противник не угробит столько техники, сколько ее смогут наломать салобоны, сынки, нучки, тупые уроды и малограмотные неуки. И это — интернационально.
Масла в огонь подливает братец — только сейчас замечаю, что его не было с нами, пришел озябший и загруженный с улицы.
Сначала он привлекает всеобщее внимание тем, что неторопливо достает офигенно элегантную трубку, кисет с табаком, размеренно и обстоятельно набивает табак, поджигает его и, пыхнув ароматным дымом, с достоинством говорит:
— Некоторую технику и ломать не надо. Она изначально плохая.
Проводив глазами клуб дыма вижу, что на эту провокацию купились.
— И какая ж техника в армии плоха? — спрашивает Вовка.
— Ее ж проверяют долго — поддерживает его и Саша.
Я отлично вижу, что братец «валяет Ваньку» — именно когда он начинает разыгрывать окружающих, его манеры приобретают верблюжье высокомерие, а речь — некоторую вальяжную замедленность с толикой так бесящего людей менторства.
— Например, никудышними были плавающие танки Т-37 и Т-38.
Братец опять величаво пускает клуб дыма.
С трудом удерживаюсь, чтоб не съехидничать на тему того, что хреновый из него Гендальф — дымит, дымит, а колечки так и не получаются.
Майор поднимает брошенную перчатку.
— Так и чем же эти танки были изначально плохи?
— А всем. Никудышное бронирование, никакое вооружение, жидкая грузоподъемность, убогая проходимость и далее по списку, кончая дальностью хода и надежностью механики. Даже внешний вид ублюдский, жаль не могу сейчас сводить показать.
— О! А вы их где живьем видали?
— Музей прорыва блокады Ленинграда в Кировске — там танки стоят, что из Невы достали. Ну и Т-38 тоже. Убогость на гусеницах!
(Ну сел братец на конька! Не пойму с чего — а нравятся ему нелепые мелкие бронированные тварюшки. Даже когда клеил модельки — выбирал почему-то не «Тигры», а самые что ни на есть легкие танкетки вроде Т-1. С обсуждаемыми же машинками связан один сильный провал, в котором и братец поучаствовал — нашли в лес пару битых Т-38. Самое грустное, что из двух можно было с некоторой напрягой собрать один — на ходу. Но пока пудрились-румянились, сваты уехали к другой — местные сдали технику на металлолом и радостно пропили деньгу. Второй такой провал по нелепости был у моего одногруппника — нашли амерский танк, лендлизовский. Пока собирали деньги и готовили вывоз, местные ухари собрали тола и долбанули под брюшком машинки — чтоб по кускам из чащобы таскать. Ну и перестарались, мудозвоны. Когда наконец оснащенная экспедиция прибыла на место — увидели здоровенную воронку в мерзлом грунте, выбритую вокруг растительность и мелкие фрагменты заморского железа раскиданные мало не на полкилометра… Хоть в авоську собирай…)